Их было пятеро...

Скованные одной цепью (Анатолий Горюшкин о Юрии Апенченко)

Их было пятеро – поэтов-пятидесятников: Сергей Дрофенко, Игорь Зайонц, Александр Орлов, Анатолий Горюшкин, Юрии Апенченко.
Остались двое – ваш покорный слуга и Юрий Апенченко.
Скованные одной цепью, цепью судьбы и поэзии, они пытались укрыться от вечной каторги этого мира в своих стихах. Они тащили свою позолоченную цепь, почти не замечая её тяжести, так долго – как могли. Скованные одной цепью, они бежали навстречу свободе, которая отодвигалась от них вместе с горизонтом.
Это не разбор поэзии Юрия Апенченко, не химический анализ её состава, не алгебра, которой поверяют гармонию стиха, это всего лишь скромное подношение товарищу и соратнику по нашему поэтическому лицею.
Очень уж давно поэзия Юрия Апенченко вошла в мою душу, пустила корни и проросла в ней. Когда это началось? Наверное, лет пятьдесят назад.
Застывший в ожидании чего-то необычного зал Большой коммунистической аудитории факультета журналистики МГУ. Тишина. И голос поэта.
Он как бы стоял на волнорезе эпохи, у его ног бились волны поэзии, а за его спиной разворачивала свой бесконечный свиток наша повседневная жизнь.
Мерный дождь рифм и вспыхивающее в ночном небе стиха неожиданное сравнение, горькая правда вымысла и сладкое лукавство чувства, расправляющего крылья, почти неуловимая музыка небесных сфер и зримые приметы века-волкодава.
И всё это – на чистом, кристально чистом русском языке, доставляющем истинное удовольствие и гурману стиха и обычному рядовому посетителю поэтического общепита.
Прошло пятьдесят лет. Потускнела разменная монета моей жизни. Но по-прежнему со мной этот голос. Юрий Апенченко не только сохранил его, но и добавил к нему какие-то новые обертоны умудрённого опытом жизни человека, привыкшего не мигая смотреть в глаза двадцатому веку.
Иногда мне кажется, что каждый истинный поэт – всего лишь обученный самим Господом Богом говорящий скворец, одиноко сидящий на древе познания. Своё подношение Юрию Апенченко я закончу несколькими стихотворными строфами о таком скворце, а заодно ещё раз вспомню моих друзей-поэтов, постоянно прописавшихся в моём сердце, но, увы! давно ушедших за горизонт.


Баллада о зеркалах

Юрию Апенченко

В зеркалах вечера отразились,
чьи-то плечи и чьи-то тела.
В зеркалах – как вчера – повторились
чьи-то речи и чьи-то дела.

И скворец потянулся к истокам –
к роднику, что в болоте погряз.
По трясине, завалам и стокам.
Через пади и падаль, и грязь.

Он летел – словно горстка картечи,
чёрным адом болота дыша.
И светилась почти человечья
у него в тёплых перьях душа.

И сиделка бесплатная – осень –
без остатка его приняла.
И нацелясь недвижною осью,
отразили его зеркала

Ты давно уже там – за пределом
этой жизни – давно в зеркалах.
И поёт твой скворец между делом
не на совесть, а просто на страх.